Колыбельная [litres] - Чак Паланик

Я отбираю у нее бокал с вином и делаю глоток. Сегодня в редакции я узнал, что у человека, который умер у лифта – у человека, которому я пожелал смерти, – было трое детей, причем самому старшему нет еще и шести. Полицейский, которого я убил, содержал престарелых родителей, чтобы их не отправили в богадельню. У них с женой был приемный ребенок. Он работал еще и футбольным тренером – в детской команде. Женщина с портативной рацией была беременна. На раннем сроке.

Я отпиваю еще вина. На вкус оно напоминает розовую помаду.

Объявление в сегодняшнем номере звучит так:

В объявлении сказано: «Если после еды вас тошнит или если у вас вдруг случился понос, звоните по указанному телефону».

Устрица говорит, обращаясь ко мне:

– Мона думает, что вы убили доктора Сару, но мне кажется, что вы ни хрена не знаете.

Мона хочет поставить на каминную полку очередное жертвенное подношение, но Элен забирает бокал у нее из рук.

Устрица говорит, обращаясь ко мне:

– У вас нету власти над жизнью и смертью, разве что только тогда, когда вы заказываете в Макдоналдсе гамбургер. – Он дышит мне прямо в лицо. Он говорит: – Вы платите свои грязные деньги, а где-то совсем в другом месте топор опускается на невинное существо.

И я считаю – девять, считаю – десять…

Воробей демонстрирует мне какую-то толстую книгу. Она сама переворачивает страницы. Там – фотографии каких-то жезлов и железных котлов. Серебряных колокольчиков и кристаллов всевозможных расцветок и форм. Ритуальные ножи с черными рукоятками, они называются «атаме». Воробей показывает мне фотографии сухих трав, связанных пучками-метелками, чтобы разбрызгивать освященную воду. Она показывает мне амулеты, отполированные до зеркального блеска, чтобы отражать плохую энергию. Ритуальный нож с белой ручкой называется «боллине».

Ее груди лежат на раскрытой книжке, закрывая по полстраницы.

Устрица никак не отходит. Вены у него на шее вздуваются. Он сжимает кулаки и говорит, обращаясь ко мне:

– Знаете, почему большинство из тех, кто пережил геноцид, становятся вегетарианцами? Потому что они знают, что это такое, когда с тобой обращаются как с животным.

Он так и пышет жаром. Он говорит:

– А в курятниках-инкубаторах, где содержат несушек… вам известно, что всех птенцов мужского пола перемалывают на удобрения – заживо?

Воробей перелистывает свою книгу и говорит:

– Если сравнить наши цены с ценами других поставщиков ритуальных магических принадлежностей, то сразу понятно, что соотношение цена – качество у нас самое лучшее.

Следующее подношение Богине выпиваю я.

Следующее за ним выпивает Элен.

Устрица ходит кругами по комнате. Снова подходит ко мне и говорит:

– А вам известно, что большинство свиней не успевают умереть от потери крови, когда их топят в кипящей воде?

Следующее подношение опять выпиваю я. Вино похоже по вкусу на жасминовые курения. Оно похоже по вкусу на кровь убиенных животных.

Элен уходит на кухню с пустым бокалом. Короткая вспышка нормального настоящего света – это Элен открывает холодильник и достает кувшин с красным вином.

Устрица подходит ко мне сзади и кладет подбородок мне на плечо. Он говорит:

– Большинство коров умирает не сразу. – Он говорит: – Корове на шею накидывают петлю и волокут ее через бойню. И отрезают ей ноги, когда она еще жива. Они очень громко кричат, коровы.

У него за спиной голая девушка по имени Морская Звезда отвечает на звонок по мобильному. Она говорит в трубку:

– «Дуля, Домбра и Дурында», юридические услуги. – Она говорит: – А какого цвета грибок?

Барсук выходит из ванной, пригибаясь, чтобы попугай не задел головой о притолоку. Кусочек туалетной бумаги прилип к его голой заднице. Его кожа кажется пупырчатой и воспаленной. Как будто из нее повыдергали все перья. Мне вовсе не интересно, сидел ли попугай у него на плече, пока он сам сидел на толчке.

В дальнем углу гостиной – Мона.

Шелковица.

Болтает о чем-то с Жимолостью, смеется. Она убрала свои черно-красные дреды в высокий небрежный пучок. Ее пальцы унизаны кольцами с большими красными стекляшками. На шее – бессчетные цепочки с талисманами и магическими амулетами. Дешевая аляповатая бижутерия. Маленькая девочка наряжается во взрослую тетю. Она босиком.

Ей столько лет, сколько было бы сейчас моей дочке, если бы у меня была дочь.

Элен возвращается в комнату. Она слюнявит два пальца и обходит гостиную, гася курящиеся благовонные конусы влажными пальцами. Прислонившись к каминной полке, она подносит бокал вина к ядовито-розовым губам. Она смотрит поверх бокала, наблюдая за тем, что творится в комнате. Она наблюдает за тем, как Устрица кружит вокруг меня.

Ему столько лет, сколько было бы сейчас ее сыну Патрику.

Элен столько лет, сколько было бы сейчас моей жене, если бы у меня была жена.

Устрица – это сын, который был бы у Элен, если бы у нее был сын.

Гипотетически, разумеется.

Это могла бы быть моя жизнь, если бы у меня была жизнь. Моя жена – пьяная и холодная. Мы с ней давно уже чужие люди. Моя дочь увлекается оккультизмом и проводит какие-то идиотские ритуалы. Она нас стыдится, своих родителей. Ее бойфренд – вот этот хипповский придурок – пытается затеять ссору со мной, ее отцом.

Может быть, все-таки можно вернуться в прошлое.

Повернуть время вспять.

И воскресить мертвых. Всех мертвых – прошлых и нынешних.

Может быть, это мой второй шанс. Прожить жизнь заново – так, как я только что описал, как я мог бы ее прожить.

Элен в шиншилловой шубе наблюдает за тем, как попугай поедает себя. Она наблюдает за Устрицей.

Мона кричит:

– Прошу внимания. – Она говорит: – Пора начинать Заклинание. Но сначала нам нужно создать священное пространство.

У соседей израненный ветеран Гражданской войны возвращается домой – к печальной музыке и Реконструкции.

Устрица ходит кругами вокруг меня. Камень у меня в кулаке уже теплый. Я считаю – одиннадцать, считаю – двенадцать…

Мона Саббат должна быть с нами. Нам нужен кто-то, кто не испачкал руки в крови. Мона, Элен, я и Устрица – мы вчетвером отправляемся в путь. Еще одна с виду благополучная, но совершенно несостоятельная семья. Всей семьей – в отпуск. На поиски нечестивого Грааля.

Всей семьей – на сафари. Сотня бумажных тигров, которых надо убить по пути. Сотня библиотек, которые нам предстоит ограбить. Книги, которые надо разоружить. Целый мир, который надо спасти от баюльных чар.

Лобелия говорит Гвоздике:

– Читала сегодня в газете про все эти смерти? Там пишут, что это похоже на болезнь легионеров, но, по-моему, это больше похоже на черную магию.

Сверкая русыми волосами в подмышках, Мона сгоняет присутствующих на середину комнаты.

Воробей тычет пальцем в свой раскрытый каталог и говорит:

– Это необходимый начальный минимум.

Устрица убирает волосы с глаз и давит мне на плечо подбородком. Потом обходит меня и тыкает указательным пальцем мне в грудь, точно по центру моего синего галстука. Давит так, что мне больно. Он говорит:

– Послушай, папаша. – Он тычет пальцем мне в грудь и говорит: – Единственное, что ты знаешь в смысле баюльных песен, это: «Мне бифштекс хорошо прожаренный».

И я прекращаю считать.

Все происходит само собой. Непроизвольно, как это бывает, когда у тебя сводит ногу. Я кладу руки ему на грудь и отталкиваю от себя. Все умолкают и смотрят на нас, и баюльная песня звучит у меня в голове.

Мне снова пришлось убивать. Бойфренда Моны. Сына Элен. Устрица на миг замирает и смотрит на меня из-под светлых волос, снова упавших ему на глаза.

С плеча Барсука падает попугай.

Устрица поднимает руки, растопырив пальцы, и говорит:

– Спокойно, папаша. Не горячись. – Вместе с Воробьем и остальными он идет посмотреть на мертвого попугая у ног Барсука. Мертвого и наполовину ощипанного. Барсук трогает птицу носком сандалии и говорит:

– Ты чего, Смелый?

Я смотрю на Элен.

Мою жену. Таким вот новым и извращенным способом. Пока смерть не разлучит нас.

Может быть, если есть заклинание, чтобы убить, то есть и другое – чтобы вернуть их к жизни. Тех, кого ты убил.

Элен тоже смотрит на меня. Бокал у нее в руке испачкан розовым. Она качает головой и говорит:

– Это не я. – Она поднимает три пальца, соединив на ладони большой и мизинец, и говорит: – Честное слово ведьмы.

Глава восемнадцатая

Здесь и сейчас я пишу эти строки – на подъезде к Бигз-Джанкшн, штат Орегон. Мы с Сержантом стоим на обочине шоссе I-84; рядом с нашей машиной, тут же на обочине, лежит старая меховая шуба. Шуба, щедро политая кетчупом, привлекает мух. Это наша приманка.